На съёмках для детского рождественского спектакля.

На съёмках для детского рождественского спектакля.

Думал, хоть Ради что-то скажет про меня на брате нашем меньшем :-)

Шинель коротковата и сапоги не по-уставу
Попона то же неправильная...

А что тут сказать то?
Завидую молча...

Повторно: приезжай в гости на конюшню. Выходные - правильное время, но можно и в будни, если не работаешь.

Приглашение ко всем вообще относится, буду рад видеть.

А что тут сказать то?
Завидую молча...

За себя я сам отвечу: брат меньший - великолепен. Всадник... ммм... лично я ничего не могу сказать о всаднике как о наезднике и кавалеристе.. Как о человеке:
- Знаю давно, но виртуально.
Что ещё от меня надо то?

Crass, дружище... Ты неплохо смотришся, ей-бо... Сразу видно, что в седле и- могёш!
Но вот только отстегать бы ногайками того, кто весь такой антураж придумал...
Даже "... детвору вводить в пучину беззнания - грех... - это я говорю. Схвати его и приведи ко мне для суда моего..."
не помню, какой уж там трактат его...

... Водила, беззлобно матерясь вертел принесенное колесо и так и сяк — в нем было на одну дырку больше. Спина его под бронежилетом взмокла, и черные пятна выползли за кевлар и броневые пластины. Я жмурился на солнышко, медитировал, пока что-то влажное, похожее по ощущениям на перезрелый выкупанный персик, не ткнулось деликатно в мою ладонь. Громадный цепной кавказец пришел пообщаться. Пес просто сорвался с цепи. Судя по густой шерсти он всю жизнь жил на улице. Я представляю, какой он был злой и недоверчивый сторож...А вот, оказалось, не может без людей.Даже чужих.
Осмотрел собаку — шерсть чистая, расчесанная кустами и жесткой степной травой, промытая снегом. На шее — ожерелье из репьев, там, куда не доставали зубы. Лапы целые, и это было странно для города, засеянного битым стеклом. Я гладил пса и тискал, и целовал в макушку... А он долго лежал, привалившись к моим ногам боком. И тут меня резко прорубило. Со своей природной сметливостью и хозяйственностью, граничащей с жадностью, я утащил с украинских позиций здоровенный ящик сухапев ВСУ. Пес растопил мое сердце без остатка. Дрожащими руками я стал рвать "сниданки" и "обiды". Консервы были мороженые, каменные. Не выдалбливались даже ножом, но пес справился. Вылизав банки языком-лопатой, он совершенно реально собрался уезжать с нами, заняв исходные у задней правой двери. В принципе, он бы поместился на заднем сиденье, только окно бы пришлось открыть - для его большой мохнатой головы. Но пса мы взять не могли, конечно.Машина была загружена доверху. Пса уже бросили один раз, и тоже перед этим что-то объясняли, наверное... Теперь пришел мой черед. Я очень убедительно растолковал ему, что война закончилась и его хозяева вот-вот вернутся, и чтобы он шел скорее домой и ждал их.Такая уж у него собачья доля. И еще сказал, что мы с Шурой тоже псы войны, и у нас где-то далеко есть дом и там нас крепко-крепко ждут те, кого мы любим. И главное - не потеряться на этой планете. Поэтому, кто-то должен ждать дома - там, где начало начал нашей жизни, ее константа, старт и отправная точка. Я не сомневался, что он меня поймет. Я умею с собаками говорить. Бывалоча, летит такой на меня - уши в разлет, гавкает, конь-огонь, а не собака. А я ему: "По какому вопросу лаем? Что случилось? Жалуйся, пожалуйста, я слушаю". И ведь реально начинают жаловаться на свою собачью долю. На том мы и расстаемся обычно.По крайней мере на спину мне никто не прыгал с рычанием.
Пес не побежал за нашей машиной остался на перекрестке — я смотрел на него, не отрываясь, в грязное зеркальце. А потом он неспешно потрусил в развалины, туда где был его дом или то, что от него осталось.