Так думаю, что боевой вылет может длиться и менее одного часа. Например - 15-20 минут, особенно, если авиаподразделение находится на аэродроме "подскока".
Подготовка самолёта к полёту - в то время была совсем не такая, как например готовят Боинг-747 сейчас.

а их просто и тупо задавили массой...

Наши были привязаны к войскам, занимались прикрытием штурмовиков и бомберов, свободной охотой стали заниматься только к концу войны. Немцы были свободны в выборе, в длительные бои не ввязывались, "ударил, удрал", теперь эту тактику почему-то назвали американской.

Изучая воспоминания, мемуары командира разведотряда Северного Флота Виктора Леонова американские "зелёные береты" писали свой Боевой Устав. Операции разведчиков Леонова до сих пор детально изучаются, боевой опыт отряда, который по праву считается ЛУЧШИМ разведывательно-диверсионным подразделением Второй Мировой войны, не потерял своего значения и доныне.

Вот что о подвигах своих боевых товарищей рассказывает дважды Герой Советского Союза, бывший командир роты разведчиков Северного флота В.Н. Леонов.

«…Михаил Колосов – один из наших разведчиков, простой парень. О нем не скажешь, что богатырь, и спортсменом не назовешь, но смышленый, шустрый и старательный. Однажды на одной из сопок наш отряд был окружен врагом. Чтобы сбросить их, пришлось стянуть на этом участке почти все наши силы, оставив на других направлениях только наблюдателей. Однако почти одновременно началась атака на противоположном склоне, самом дальнем от места схватки. Там было всего два развед-чика, а помощь мы им оказать не могли. Отбив атаку, они израсходовали весь боезапас. Один тут же побежал доложить обстановку, второй – Колосов, остался наблюдать.
У Михаила нечем стрелять, а задержать врагов нужно. Тогда он поднялся во весь рост, на глазах у егерей забросил свой автомат в кусты, поднял руки и пошел навстречу врагу. Егеря бросились к безоружному разведчику, пытаясь захватить его в плен. Но первый из подбежавших получил такой удар, от которого не поднимаются.
Винтовка фашиста оказалась у Колосова в руках, теперь он вновь вооружен, и, главное, прошел самый опасный момент рукопашного боя – сближение, когда противник может открыть огонь, да и ударом своим он сумел нагнать на них страху. Но врагов много, они не отступают.
Когда, отбив атаку, мы прибежали к месту схватки, Колосов уже получил три удара штыком: в руку, в бедро и в глаз, но за это время он убил восемь егерей, а остальные только и успевали защищаться от одного израненного разведчика. Я не скажу, что Михаил Колосов был одним из лучших мастеров рукопашного боя, нет, но этот его бой был настоящим подвигом.
…Сергей Бывалов – мощный, угловатый, с виду неповоротливый ему личное оружие определили – пулемет. На дальнем Востоке, в корейском городе Сейсин, мы попали в тяжелое положение. Нам предстояло занять один из трех портов для обеспечения высадки бригады морской пехоты. Мы действовали решительно. Сергей стрелял расчетливо, экономя каждый патрон, но все равно боезапас кончился. Оцепеневшие японцы смотрели на Бывалова, ждали и, поняв, наконец, что он не может больше стрелять, с дикими криками бросились на него. Тогда Сергей, схватив пулемет за ствол, стал им крушить, как дубиной, ревущую толпу врагов. Японцы вначале попятились, а затем бросились наутек. Атака врагов была отбита».
(В.И. Леонов. Готовься к подвигу. М., 1985)

Первую Золотую Звезду Героя Советского Союза он получил за самую крупную операцию отряда в ноябре 1944 года. Перед началом общего наступления на Севере был получен приказ разгромить стратегически важный мощный опорный пункт немцев на мысе Крестовый.

"Тогда нам не удалось застать противника врасплох, - продолжает рассказ Виктор Николаевич. - В последний момент, в 20- 40 метрах от дотов, была задета сигнализация, немцы обнаружили нас и открыли огонь из орудий и пулеметов. Все освещено, перед нами - мощное проволочное заграждение... Я отдал приказ: действовать кто как может, сообразуясь с обстановкой, по группам, но через минуту всем быть на батарее!

От тяжелых потерь нас спас Иван Лысенко, уралец, чемпион по борьбе, самый сильный физически в отряде. Он вырвал из земли рельсовую крестовину, на которой крепились мотки колючей проволоки и поднял ее на плечи. В образовавшийся проход мы и пошли. Когда Лысенко уже не мог один стоять, в него попало больше двадцати пуль, ему помог наш врач Алексей Лупов. Оба они погибли... Но мы ворвались на прикрывающую батарею и, захватив орудия, открыли из них огонь, благо трофейное оружие мы знали неплохо...

...Враг почувствовал нашу силу. Помню, привели еще в самом начале войны пленного офицера. Я уже переоделся. Тут из комнаты, где допрашивали, выскочил наш начальник отдела информации и говорит: "Вот, сволочь, ничего не говорит! Смеется только". Я ему: "Сейчас заговорит..." Пошел, снова оделся в то, в чем офицер тот в руки мне попался. Вошел в ту комнату, он сидит нога на ногу и курит сигарету. Увидев меня, встал. Я говорю переводчику: передайте этому прохвосту, что вот эти адмиралы (показываю на штабистов, а там был и один адмирал) уйдут скоро, пусть они ничего не узнают, но он останется со мной... Повернулся и вышел. Немец начал рассказывать... Я говорил с немцами по-русски, и они понимали меня лучше, чем других по-немецки.

Очень рекомендую - книга А.Исаева - "10 мифов о Второй Мировой войне" - там есть очень хорошее обьяснение огромным счетам сбитых немцами самолётов, и именно Хартмана и о том к чему это их привело!

Когда Рудель на своей "штуке" уничтожил 500й танк,...

Всего выполнил 2530 боевых вылетов.

Уничтожил 9 самолетов, 519 танков, св. 800 автомобилей, 50 позиций артиллерийских батарей, 4 бронепоезда. Потопил линкор "Марат", лидер "Минск", эсминец "Стерегущий, около 70 десантных судов.

Сам был сбит зенитным огнем свыше 30 раз, пять раз был ранен. Шесть раз совершал посадку за линией фронта, чтобы вывезти сбитые экипажи.

После ранения в бедро продолжал летать с загипсованной ногой. После очередного ранения Руделю ампутировали нижнюю часть голени. Но и без ноги Рудель продолжал выполнять боевые вылеты.

Мы летим на высоте 3000 метров, и вот в 10-15 км перед нами мы видим Кронштадт. Время тянется невыносимо медленно. Зенит­ный огонь убийственный, в каждое мгновение можно ждать попада­ния, но мы со Штееном упрямо летим вперёд. Мы успокаиваем сами себя, говоря, что русские стреляют не в определённые самолёты, а просто ведут заградительный огонь.

Нужно пролететь ещё несколько километров. Вскоре я вижу «Марат», стоящий немного в стороне от моего курса. Разрывы зе­нитных снарядов танцуют вокруг нас, вспыхивая всеми красками. И если бы всё не было так серьёзно, то происходящее можно принять за праздничный фейерверк. Я смотрю вниз на «Марат». За ним стоит крейсер «Киров» или это «Максим Горький» ?

Я поворачиваю голову и вижу в кабине летящего чуть впереди само­лёта сосредоточенное лицо Штеена. Стараясь держаться как можно плотнее друг к другу, мы устремляемся вниз. Наш угол пикирования находится где-то между 70 — 8(7. Выпускаем тормозные щитки. В свой прицел я вижу «Марат». Мы летим вниз, почти падаем. Все зенитки теперь целятся только в нас, но теперь имеет значение только наша цель. Но что происходит ? Неожиданно я вижу, как дистанция до само­лёта Штеена начинает увеличиваться. Неужели он убрал тормозные щитки, чтобы быстрее оказаться внизу?! Я немедленно делаю то же самое и ещё больше увеличиваю угол пикирования. Но я ошибся, Штеен не выпускал щитков, и теперь я стремительно догоняю его!

Прямо перед собой я вижу испуганное лицо обер-фельдфебеля Лехманна (Lehmann) - бортрадиста-стрелка Штеена. Он ждёт, что я вот-вот своим винтом «срежу» хвостовое оперение их «Штуки». Я даю ручку ещё больше от себя и пикирую уже под углом в 90°! Это всё равно, что сидеть на бочке с порохом. Протараню ли я самолёт Штеена, который теперь почти «сидит» на мне, или же всё закон­чится благополучно ?!

Мы расходимся буквально в нескольких сантиметрах! Тем време­нем середина кораблин находится точно в центре моего прицела. Мой Ju-87 продолжает пикировать, но цель по-прежнему остаётся в цен­тре прицела. Я чувствую, что промахнуться просто невозможно. Теперь прямо перед собой я отчётливо вижу «Марат». По его палубе бегут матросы, видимо, они несут боеприпасы. Я нажимаю кнопку сброса бомб на ручке управления.
Я продолжаю падать вниз с убранными тормозными щитками, и моя высота уже не более 300 метров. Гауптман Штеен говорил нам во время инструктажа, что при взрыве 1000-кг бомбы радиус разлё­та её осколков составляет около 1000 метров, но я не думаю теперь об этом! Я изо всех сил тяну ручку управления на себя. Перегрузка слишком большая, у меня темнеет в глазах, и на какое-то мгновение я теряю сознание. Ещё не совсем придя в себя, я слышу в наушниках голос своего бортрадиста-стрелка фельдфебеля Шарновски: «Герр обер-лейтенант, корабль взорвался!»
Мы летим на высоте 3 — 4 метров над водой. Я делаю лёгкий вираж и смотрю назад. Над «Маратом» в небо на высоту около 400 метров поднимается облако взрыва, по-видимому, это взорвался по­греб с боезапасом ...
Фотоснимки, сделанные затем с нашего последнего самолёта, позволили сделать вывод, что корабль разорвало на две части»....
Несмотря на столь тяжелейшие условия, сразу после взрыва на­чалась борьба за живучесть кораблин. Для выравнивания крена зато­пили некоторые помещения левого борта, но его удалось уменьшить с 5° лишь до 3,5°, дальнейшему спрямлению кораблин мешала скру­ченная носовая часть, лежавшая на грунте. Предпринималась попыт­ка поднять пар в котельных отделениях № 4 и № 6, но к форсункам вместе с мазутом поступала вода, и разжечь топки котлов так и не удалось. Также потерпела неудачу попытка запустить неотремонти­рованные кормовые дизель-генераторы. Таким образом, на линкоре действовало только аварийное освещение, использовать же водоот­ливные и противопожарные средства было невозможно.

При свете ручных фонарей экипаж «Марата» пытался бороть­ся с поступлением воды путём заделки отверстий, конопатки швов и постановки подпор. Однако быстрое распространение воды по корпусу зачастую делало невозможным установить места пробоин, и вода заливала отсек за отсеком. После того как практически все помещения нижней палубы оказались затопленными, «Марат», приняв около 10 тыс. т воды, стал садиться уцелевшей кормовой частью на грунт, благо глубина в этом месте не превышала 11м.
Одновременно экипажу «Марата» пришлось бороться и с по­жаром в районе второй башни главного калибра, где горели об­мундирование, отделка помещений и краска. Хотя с берега и протянули пожарный шланг длиной около 300 м, с огнём в основ­ном справились с помощью огнетушителей. Борьба за живучесть кораблин продолжалась в течение двух часов, когда же аккумулято­ры окончательно разрядились и аварийное освещение погасло, экипажу была дана команда покинуть корабль. Впрочем, расчёты 76-мм зенитных артустановок, расположенных на крыше четвёр­той башни главного калибра, так и не покидали корабль, участвуя в отражении очередных налётов Люфтваффе на Кронштадт.
К вечеру 23 сентября, когда на «Марат» была организована пода­ча электроэнергии с берега, часть экипажа вернулась на корабль, что­бы продолжить борьбу за живучесть. Тем не менее все предпринятые меры не увенчались успехом, и к утру 24 сентября «Марат» оконча­тельно лёг на грунт. При этом уровень воды во внутренних помеще­ниях линкора достиг примерно половины высоты пространства между средней и нижней палубами, т.е. не затопленными на нём оказались преимущественно жилые помещения.

23 сентября «Штуки» III./SIG2 снова поднимаются в воздух, что­бы ещё раз атаковать Кронштадт. На этот раз их целью должен был стать крейсер «Киров», стоявший недалеко от уже выведенного из строя «Марата» (Хотя «Марат» перестал существовать как боевой корабль, было реше­но использовать то, что от него осталось, в качестве мощной плавучей бата­реи. Поэтому уже 24 сентября началась откачка воды из отсеков и помещений «Марата». Приобретая положительную плавучесть, он постепенно отрывал­ся от грунта и, наконец, всплыл, имея дифферент на нос и крен на правый борт, менявшийся в зависимости от уровня воды в заливе. Последнее объяс­нялось тем, что лежавшая на грунте носовая часть играла роль мёртвого якоря, жестко связанного с корпусом кораблин. К концу октября 1941 г. кор­мовую часть «Марата» частично осушили и отремонтировали, а башни глав­ного калибра № 3 и № 4 ввели в строй. 31 октября корабль открыл огонь 305-мм снарядами по немецким позициям. Осушить вторую башню глав­ного калибра тогда не удалось, что во многом было связано с острым дефицитом топлива. Поэтому эти работы возобновили лишь 23.07.1942 г., и уже 9 ноября башня начала вести огонь. Орудия противоминного калиб­ра демонтировали для нужд сухопутного фронта, и к концу 1942 г. артил­лерийское вооружение «Марата» состояло из 3 305-мм трёхорудийных башен, 3 76-мм зенитных пушек 34-К на крыше башни главного калибра № 4, 5 37-мм зенитных автоматов 70-К, 2 пулемётов ДК и 3 пулемётов ДШК. В это время «Марат» неоднократно подвергался артиллерийскому обстрелу. Уже 12.12.1941 г. из 23 выпущенных по нему 203-мм снарядов три достигли цели, причем два из них пробили верхнюю палубу и взорвались во внутренних помещениях. Это показало, что горизонтальное бронирование не является преградой для современных снарядов крупного калибра, и по­этому были форсированы уже начатые работы по укладке на верхней палубе «Марата» гранитных плит с набережной. Однако эти работы не успели за­кончить, когда 28.12.1941 г. в «Марат» попало два 280-мм снаряда. Один из них мог привести к новой катастрофе — пройдя через снарядный и нижний зарядный погреба третьей башни главного калибра, он, к счастью, не разор­вался. Впоследствии усиленная «гранитная» палуба своё предназначение ус­пешно выполнила, и, несмотря на то, что 25.10.1942 г. в линкор попало три 305-мм, 06.11.1942 г. - один 203-мм и 08.10.1943 г. ещё один 203-мм снаряд, существенных повреждений корабль больше не получил. Удивительно, но, Несмотря на фактическую гибель 23.09.1941 г., «Марат», которому 31.05.1943 г. вернули прежнее название «Петропавловск», всё это время официально ос­тавался линейным кораблем. Этим, кстати, и объясняется тот факт, что со­гласно официальной статистике за время Великой Отечественной войны СССР не потерял ни одного линкора. Лишь 28.11.1950 г. «Петропавловск» переклассифицировали в несамоходное учебное артиллерийское судно, по­лучившее название «Волхов», 22.09.1951 г. его перевели в класс несамоход­ных учебных кораблей, а в 1953 г. разобрали на металлолом). Однако Рудель не смог принять участия в этом вылете, так как вынужден был «отдать» свой самолёт гауптману Штеену. Дело было в том, что после предыдущего вылета Ju-87 Штеена во время рулёжки по раскисшему от дождей аэродрому неожиданно завяз в грязи и «ткнулся носом» в землю. Рудель пытался протестовать, но Штеен ответил, что должен всегда лично возглав­лять свою группу, когда она вылетает на такие трудные задания. Вме­сте с ним полетел бортстрелок Руделя фельдфебель Шарновски.

Прочитал не одну книгу господина Исаева. Он относится к так называемым альтернативным историкам.

Глава 6. Тупой рыцарь Рейха
Командир Рудель

На какой бы должности ни служил солдат, но война требует от него ума, и когда читаешь мемуары, написанные солдатами, то этот ум обязательно виден. Солдаты, как правило, объясняют, какими соображениями они руководствовались, планируя бой, какие мысли подвигли их на то или иное. Когда я в первый раз просматривал мемуары Руделя, цепляясь глазом только за боевые эпизоды, меня все больше и больше удивляло отсутствие в его воспоминаниях хоть какой-то интеллектуальной составляющей, идущей от него самого. Вот выше я привел цитату Руделя, в которой он рассуждает, с какой стороны атаковать советские танки. Во-первых, это плод не его ума, а его инструкторов — это они заставили Руделя запомнить, с какой стороны нужно к танку подлетать. Во-вторых, даже этот эпизод чуть ли не единственный.

Если бы Рудель всю войну был рядовым летчиком, то это бы еще куда ни шло, но он окончил войну полковником, командиром авиаэскадры, в связи с чем по меньшей мере странно, что в его мемуарах и намека нет на то, что он как-нибудь обдумывал или планировал бои того подразделения, которым командовал.

Чтобы вам было понятно, о чем я говорю, сначала дам ответ Т. П. Пунева вот на такой воп рос А. Сухорукова.

«А. С. А вот немецкие пикировщики в своих мемуарах пишут, что они чуть ли не попадали танку в башню.

Т.П. Ага. А водителю в нос. Это он дома за рюмкой шнапса может подобные байки рассказывать. Попробовал бы мне рассказать, я б его на чистую воду вывел.

А.С. Вы считаете, что Пе-2 был более эффективен как бомбардировщик?

Т.П. Ну, конечно! У Пе-2 идет двойное прицеливание. Первое прицеливание ведет штурман. Наводит машину на расчетный угол сноса на боевом курсе, устанавливает БУР — боевой угол разворота прицела. Если этот угол не учесть и не установить, то при прицеливании летчиком (уже в пикировании) бомбардировщик снесет и по цели не попадешь. Кроме того, штурман контролирует высоту и дает сигнал сброса, поскольку летчик смотрит в прицел и за высотомером следить не может.

Вот летят, и штурман «меряет ветер». Существует такой прибор — ветрочет, — с его помощью определяют угол сноса, т.е. определяют направление, скорость ветра и под каким углом надо довернуть самолет на боевом курсе, чтобы его не снесло (нечто похожее летчик делает при посадке, где тоже доворачивают самолет в сторону ветра). С учетом определенного угла сноса перед пикированием летчик разворачивает коллиматор своего прицела. Поэтому, когда летчик на пикировании осуществляет второе прицеливание через свой прицел, то из-за сноса он не ошибется, поскольку прицеливанием штурмана и разворотом оптической оси прицела летчика снос машины уже скомпенсирован.

На истребитель можно навесить сколько угодно бомб (дело не хитрое), но точности сброса на пикировании достигнуть не удастся, поскольку у летчика-истребителя нет возможности определить угол сноса на боевом курсе.

Тот, кто этих тонкостей не знает, думает, что для попадания бомбой в пикировании нужно летчику только цель в прицел поймать, а дальше само пойдет. Никуда оно не пойдет! Даже если поймаешь, то без учета угла сноса и точной высоты сброса никуда не попадешь. Даже если сумеешь выдержать высоту сброса (например, установишь автомат сброса), то от ошибки определения угла сноса никуда не денешься. А ошибка в определении угла сноса в один градус уже дает отклонение попадания от точки прицеливания в 40 — 50 метров, а ты ошибешься на куда больший угол. Можно, конечно, попытаться скомпенсировать погрешности в сносе малой высотой сброса и малой скоростью, как на немецком Ju-87. He спорю — «лаптежник» пикировщик великолепный, но это ж вчерашний день! Тихоход и слабо вооружен. Вот у нас появилось зениток в достатке, и все — кончился «юнкере». Летать еще долго летал, а как пикировщик кончился — перестал попадать, поскольку высоту сброса пришлось увеличить. А стало у нас больше истребителей, вообще перестал в небе появляться, такое старье нашему истребителю на один зуб.

Это они сейчас, в мемуарах, все снайпера, а попробовал бы он мне рассказать, как он на «юнкерсе» в башню танка попадал, то я только бы ему один вопрос задал: «А как ты учитываешь снос?» — и на этом бы все закончилось.

Но вот майор Рудель стал командиром третьей группы 2-й эскадры, командиром 40 летных экипажей. На стр. 180-183 мне пришлось трижды описывать эпизод того, как его группа под его руководством бомбила мост через Днестр. Все три переводчика в этом эпизоде данный момент перевели согласованно: о том, что над мостом дует ветер, Рудель узнал по тому, что сброшенная им бомба в цель не попала. То есть майор Рудель перед вылетом не утруждал себя никакой мозговой работой. Да, конечно, определять силу и направление ветра так, как это сделал Рудель, тоже можно, просто для этого, вместо сложного разговора с метеорологом и штабом, нужно рискнуть самолетом, бортстрелком и бомбой — и будешь знать, откуда ветер дует. Кроме этого, такой способ дает возможность советским зенитчикам пристреляться к точке, с которой остальные самолеты авиагруппы Руделя будут пикировать на мост, поскольку при таком способе учета ветра они должны заходить на цель точно с того направления, что и Рудель. (В этом вылете в группе Руделя были сбиты два самолета, даже по его рассказу.)

Бомба Руделя попала в линкор перед носовой башней и вызвала взрыв порохового погреба. У линкора «Марат» оторвало носовую часть, он сел на грунт, команда, оставив зенитчиков, сошла с кораблин. Погибло 326 офицеров и матросов166, включая командира линкора.
Это была мощная победа Люфтваффе, и герою, который ее обеспечил, полагалась высокая награда. Она последовала немедленно: как только в немецкий штаб поступили с самолета-разведчика снимки разрушенного «Марата», командование Люфтваффе позвонило командиру 3-й авиагруппы 2-й штурмовой эскадры капитану Штеену и приказало летчика, сбросившего смертельную для «Марата» бомбу, представить к награждению Рыцарским Крестом. Капитан Штеен отказался это сделать. И, думаю, вот почему.
Это нам, читателям, Рудель может пудрить мозги всякими техническими деталями, а своему командиру он этого сделать не мог.

udav, соотношение потерь было 27:6.

Вот так-то, вани с трёхлинейками...

6 миллионов человек-потери русских непосредственно в боевых действиях и от ран в госпиталях.

21 миллион человек-потери русских гражданских лиц в аккупации (кроме того 900000 человек погибли в блокадном Ленинграде, 700000 человек были угнаны в Германию и там погибли).

Потери немцев: